Андреевское братство [= Право на смерть ] - Василий Звягинцев

— Ну и что? — спросил я. — Так все примерно и было. Откуда же здесь химера?

— Видишь ли, далее началась полоса удивительных случайностей и совпадений, на которые обращает внимание Семенов. После двух месяцев вполне рутинных операций, в ходе которых японцы то пытались высадить десанты в Корее и у основания Ляодунского полуострова, то заблокировать русский флот в Артуре брандерами, Хейхатиро Того решил дать наконец генеральное сражение. Терпеть больше у него не было ни желания, ни возможностей.

Парламент наседал, император выражал недоумение, напрасно расходовался драгоценный уголь и ресурс машин. Да просто деньги в казне кончались. Утром 31 марта (13 апреля) 1904 года почти весь японский флот приблизился к Порт-Артуру. Русская эскадра под флагом адмирала Макарова, который был к тому времени назначен командующим, не эскадрой только, как Старк, а всем Тихоокеанским флотом, вышла навстречу. Не успел дозорный крейсер «Баян» сделать по передовым кораблям противника третий залп, как у правого борта японского флагмана «Микаса» раздался сильнейший взрыв, через минуту второй, прямо под фок-мачтой и адмиральским мостиком. Броненосец затонул практически мгновенно вместе с адмиралом Того, почти всеми офицерами штаба и большей частью экипажа.

Еще через пять минут на выставленных прошлой ночью заградителем «Амур» минных банках подорвался направившийся для помощи своему флагману броненосец «Асахи». Попытка его буксировки под сосредоточенным огнем русского флота не удалась, через полчаса он также затонул. Остальные корабли японцев начали в панике отходить в море. Русские их не преследовали. Командир минзага в темноте и тумане не смог точно определить координаты своего заграждения, поэтому имелся риск подрыва на нем собственных кораблей.

Еще два месяца японцы зализывали раны и соображали, как им действовать дальше. Шансы на овладение морем стремительно таяли, а без этого были обречены на провал и операции сухопутных войск, высаженных в Корее. В верхах появились сторонники немедленного заключения мира «вничью». Мол, побаловались, попробовали, у кого носы крепче, можно и разойтись. Однако пришлось бы для порядка кое-кому обряд сеппуку совершать, а желающих не находилось, да и Англия требовала продолжать. Пообещала золотишка подбросить, пару-тройку броненосцев уступить для восполнения боевых потерь… Короче, «война продолжалась», как пел популярный у нас Дин Рид.

А в июне 1904-го Макаров двинул флот к главной базе японцев — Сасебо. Навстречу ему вывел все свои силы сменивший Того вице-адмирал Камимура. Японцы уступали русским в числе броненосцев (4 против 7), зато имели четырехкратное превосходство в броненосных и бронепалубных крейсерах, в эскадренных же миноносцах — подавляющее. Плюс близость собственной базы и моральное преимущество — теперь они защищали территорию собственно Японии и по-самурайски готовы были победить или «разбиться вдребезги, подобно яшме».

Русские же воевали за абстрактно понимаемую честь флага, мало кому понятные геополитические идеи царского наместника на Дальнем Востоке Алексеева и захолустную, неудобную базу в тысячах верст от Родины.

Бой завязался в Желтом море, на траверзе острова Чечжудо у входа в Цусимский пролив.

Японцы держались хорошо, агрессивно, стреляли грамотно, намного лучше, чем в предыдущих боях, русский флот начал получать серьезные повреждения. Несколько тяжелых снарядов попало во флагманский «Цесаревич», горели «Ретвизан» и «Петропавловск», от взрыва в кормовой башне едва не погиб «Пересвет». Был момент, когда Макаров намеревался выйти из боя и подождать более удачного случая для разгрома неприятеля по частям. Но около 17 часов 12-дюймовый снаряд «Севастополя» попал точно в боевую рубку японского флагмана «Хацусе». Адмирал Камимура, несколько чинов его штаба и командир броненосца капитан Накао были убиты, корабль потерял управление. Увидев, что флагман японцев вышел из строя, Макаров поворотом «все вдруг» перестроил эскадру строем фронта и атаковал концевые корабли неприятеля.

Андрей глубоко затянулся своей сигарой. Я видел, что он почему-то нервничает. Словно повествует не о событиях полуторавековой давности, а о случившемся буквально вчера и лично его касающемся.

— Разгром был полный. Остатки японского флота кое-как доползли до Сасебо, сохранившие боеспособность крейсеры ушли в Майдзуру и Нагасаки. Еще через месяц лишенная снабжения по морю сухопутная армия маршала Ойяма после разгрома под Ляояном отступила в Корею.

Мир был подписан в Шанхае, достаточно щадящий со стороны России, тут уж постарались англичане с американцами, примерно так, как и на Берлинском конгрессе в 1878 году, но все же Япония лишилась всех своих владений на материке и надолго выбыла из числа держав, с которыми принято считаться…

Новиков замолчал.

— Ну и что же из всего этого следует? Лекция и вправду познавательная, а еще? Думаешь, события могли развиваться как-то иначе? Противники были несопоставимы по силам, боевому опыту, экономическому потенциалу. Россия — шестьсот лет великая военная держава, а Япония еще за тридцать лет до этой войны пребывала в раннем феодализме и изоляции…

— Да? Ты так думаешь? Возможно, возможно. Однако Семенов считает, что к 1904 году Япония имела опыт современной победоносной войны на море с Китаем, а Россия на море серьезно не воевала ровно 50 лет, высший комсостав и армии, и флота не отвечал самым минимальным требованиям, качество кораблей, артиллерия и боевая подготовка у японцев тоже были выше.

А тут вдруг стечение трех крайне маловероятных случайностей, и все в пользу одной стороны. Итог — непредназначенная победа и возникновение химерической реальности. Случилось то, чего случиться не могло ни при каких мыслимых раскладах. Ты в преферанс играешь?

— А как же!

— Вот русским и выпал «полный преферанс», которого ни один игрок ни разу в жизни в натуре не видел. Ну а дальше процесс пошел уже лавинообразно. И мы с тобой живем сейчас в мире, вероятность существования которого ноль целых хрен десятых процента. — Ударение он почему-то поставил в первом слоге. — Может быть, где-то далеко после запятой какая-нибудь значащая цифирка вероятности и присутствует, но невооруженным глазом ее не видно…

— Ты так говоришь, будто знаешь, какой мир должен существовать на самом деле…

— Я и вправду знаю.

И снова я ему поверил. Безотчетно и безоговорочно, как бы это нелепо ни выглядело. Как верит на слово учителю первоклассник. Но все равно не удержался, чтобы не подколоть:

— Скажи еще, что сам там был…

Он посмотрел на меня сквозь бокал, как светская дама в лорнет. Поджав с сомнением губы.

— Ну вот сказал…

Положение сложилось глупое. У меня не было достойного выбора. Начать с ним спорить? Нелепо. Воскликнуть: «Ой, неужели? Ну, скорее расскажи, как у них там?!» Тем более. Оставалось только тоже плеснуть себе в рюмку, кивнуть и выпить. Андрей поддержал.

— Ладно, давай дальше, — избрал я беспроигрышный на данный случай вариант.

— Дальше так дальше. Удобная у меня сейчас позиция. Что ни наговорю, все в равной степени может быть правдой и ложью. А тебе по-прежнему придется мучиться, что я за странная личность такая. Или любитель от скуки сказки рассказывать, «травить», по-флотски выражаясь, или действительно уникальный времяпроходец. Но это, как говорится, твои проблемы. А я хоть душу отведу. Только если ты ждешь судьбоносных откровений или приключений, леденящих душу, так ничего такого не будет. Твои похождения не в пример увлекательнее. Давай только перейдем на диван и откроем балконную дверь. Надымили мы, как сапожники.